его целиком. Повалил ее на землю, как будто хотел решить все проблемы силой, но и в этом не преуспел. Он толкался, как будто состоял из одних локтей. Сперва причинил ей боль, всем весом придавив ее тазобедренную кость, потом заерзал и оказался наполовину сверху, наполовину где-то сбоку, в самой причудливой позе. Будто не знал, что его место — у нее между ног, а когда она попыталась направить его туда, он воспротивился. Только теперь она прочувствовала, в чем загвоздка. Его пенис оставался настолько вялым, будто и вовсе отсутствовал. Поцелуи ее сделались более страстными, она выгибалась, чтобы его расшевелить, — все напраcно. Он сдавался; он уплывал.

В конце концов она его отпустила, и он мигом замкнулся в себе, будто от обиды. Старательно изображая беспечность, она сказала:

— Ничего, милый. Некуда спешить. У нас еще полдня.

Напустив на себя равнодушный вид, он сел. Это был хороший знак: намного лучше, чем глухая защита. Надежда еще оставалась — надо было только с умом подобрать к нему ключ. И она продолжила все тем же беспечным тоном:

— Правда, замечательное укрытие? Я разведала его во время одной туристской вылазки — когда отстала от своих. Если кто-то будет подходить, услышим за сто метров.

— Как тебя зовут?

— Джулия. А как тебя зовут, я знаю. Уинстон. Уинстон Смит.

— Откуда ты знаешь?

— Наверное, как разведчица я тебя способней, милый.

Джулия говорила с подначкой, но он сохранял безучастность. Это никуда не годилось. Заряд влечения угасал, а она изображала из себя мамочку. Пришлось сделать новый заход.

— Скажи, что ты обо мне думал до того, как я дала тебе записку?

Успех превзошел ее ожидания.

— Видеть тебя не мог, — ответил Смит. — Хотел тебя изнасиловать, а потом убить. Две недели назад я серьезно размышлял о том, чтобы проломить тебе голову булыжником. Если хочешь знать, я вообразил, что ты связана с полицией мыслей.

Она расхохоталась:

— Неужели с полицией мыслей? Нет, ты правда так думал?

К ее отчаянию, он совсем сник.

— Ну, может, не совсем так, — завел он. — Но глядя на тебя… Наверное, оттого, что ты молодая, здоровая, свежая — понимаешь… я думал…

Он оправдывался, перескакивая с одного на другое. Джулия со смехом отмахнулась от предположения о своей причастности к мыслеполу и выплеснула на Смита свою ненависть к партии, чтобы у него не осталось ни малейших страхов на этот счет. Она всеми силами старалась не строить из себя интеллектуалку; некоторые мужчины считали, что все девушки из отдела литературы помешаны на книгах, и рядом с ними ощущали свою неполноценность, так как сами отнюдь не увлекались чтением. Похоже, к нему это не относилось, но все же он, судя по всему, слушал ее с удовольствием. Ко всему прочему, Джулия разыграла из себя нагловатую молодую потаскушку, чтобы представления о ее девственности окончательно не подорвали его мужское естество; она даже сорвала с себя, причем демонстративно, кушак Молодежного антиполового союза. Следом намеревалась сбросить и одежду, но стоило ей притронуться к застежке-молнии на своем комбинезоне, как Смит явно занервничал; тогда она полезла в карман и вместо всего остального предложила ему шоколад.

Этот жест возымел действие. Смит поразился: «Где ты достала?» — и наивно клюнул на лакомство. Могла ли она предположить, что взрослый мужчина никогда не пробовал контрабандного шоколада?! Теперь она виделась ему всесильной волшебницей. Это свело на нет все достигнутые успехи, и она задумала рискованный ход: спросить, с какой целью он приходил в «Уикс». Если он голдстейнист, то непременно разволнуется от напоминания о своей дерзкой вылазке, а если просто зашел в магазин, то хуже не будет.

Оказалось, что верно второе, но, к счастью, при воспоминании о визите к старьевщику Уинстон явно вырос в собственных глазах, словно это был редкий подвиг, на какой способны не многие мужчины. Он тут же взялся читать ей лекцию о том, что магазин, строго говоря, называется вовсе не «Уикс».

— Фамилия хозяина — Чаррингтон. Я, между прочим, с ним разговорился, и мы довольно долго беседовали. Он давно хочет сменить вывеску, но, по-моему, нынче слишком подавлен. Такой ассортимент мало кого привлекает, да и выказать интерес решится не каждый.

Уинстон Смит, конечно же, был редким исключением из общего правила. В этом магазине он ранее приобрел блокнот для записей, а в этот раз купил пресс-папье. Далее последовали дифирамбы этому предмету, который, насколько поняла Джулия, представлял собой всего лишь стеклянный шар с запаянным внутри осколком какого-то камня. Смит обещал при случае показать ей это приобретение, и она с серьезным видом заверила, что будет с нетерпением ждать.

Кроме того, он похвастал, что в магазине поднимался в мансарду. Джулия с завистью понадеялась хотя бы услышать рассказ про замеченную там опиумную трубку, но узнала лишь то, что наверху располагается убогая спальня — настоящий, судя по всему, клоповник. Впрочем, для Уинстона этот чердак таил особую притягательность.

— Как будто я попал в обстановку полувековой, а то и вековой давности. Без телекрана. Подумать только!

— Ого! — сказала она. — Хоть свидания там устраивай.

— Вот-вот. Мне даже захотелось арендовать эту комнатенку. Будет возможность посидеть в одиночестве, вдали от посторонних глаз.

До сих пор Джулию раз за разом постигало разочарование. Пресловутый «Уикс» — всего лишь лавка старьевщика, где хозяин только нагоняет на людей тоску; Уинстон Смит никакой не террорист: для него верх мужской доблести — покупка пресс-папье. Но стоило ему мечтательно заговорить об уединении, о недоступности для посторонних глаз, как в ней забрезжило участие.

— Да, — кивнула она. — Понимаю тебя. В таком месте… Будь моя воля, я бы и сюда приходила только для того, чтобы целый день глазеть по сторонам. И убеждаться, что их здесь нет.

— Именно так. — Он с улыбкой заглянул ей в глаза. — Мыслить без помех.

— И чувствовать. Да просто существовать. Такие моменты нас преображают.

Он опять взял ее за руку:

— Да, возможно, я так и поступлю. Ты придала мне храбрости.

Теперь он встал и предложил ей пройтись. Она с теплотой согласилась, надеясь, что это возврат на прежние позиции. Более того, на ходу Смит обнял ее за талию, а когда из-за сужения тропинки перед стеной кустарника им пришлось разъединиться, он коснулся ее щеки и без улыбки прошептал:

— Ты прелестна, сама свежесть. Как же ты мне нравишься!

Его тело было восхитительно твердым, рука чутко покоилась у нее на бедре. Все шло как положено. От предательской материнской заботливости не осталось и следа.

На опушке леса он остановился, пораженный красотой этого места.